ИОСИФ ЛИКСТАНОВ - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф]

Виктор старательно спрятал горошину, хотя на первый взгляд она была совсем обыкновенная.

Скучать на «Водолее» не приходилось. Они увидели, как боцман сращивает концы троса[44] и ловко оплетает их каболкой.[45]

— Умеете, мальчата, вязать узлы? — спросил он.

Виктор знал несколько узлов, а Митя ещё не приступал к изучению этой премудрости.

— Надо, надо уметь, — сказал боцман. — Береговой глухой узел не в счёт. Взял — завязал, а развязать не сумел. Вот, говорят, когда начали люди в море ходить, много их тонуло. Беды наделали такие узлы. Немало из-за них кораблей погибло. Так-то… А морской узел — ловкий малый: быстро свяжется, крепко придержит, легко развяжется, — закончил свою коротенькую лекцию боцман.

«Водолей» тихонько двигался по серому морю под серым небом. Его винт лениво взбивал воду. Друзья начали входить во вкус медлительного странствования.

Виктор достал из кармана тонкий манильский трос в три прядки и начал учить Митю вязать узлы. Митя сразу научился завязывать простой штык.[46] Но тут из-за надстройки показался странный человек и овладел их вниманием.

Несомненно, этот человек имел отношение к флоту, но так же несомненно то, что отношение было очень отдалённым. Он носил слишком длинный бушлат, больше напоминавший кофту, чем бушлат, слишком короткий клёш, из-под которого виднелись пёстрые носки, каких моряки не носят, а на командирской фуражке пузырём вздулся плохо пригнанный белый чехол. Лицо у него тоже было странное: совсем детское, с круглым носом, на котором сидели преогромные очки. В одной руке человек нёс большой плоский чемодан, а другой пощипывал реденькую белёсую бородку и озабоченно говорил:

— Так-так-так!

Не замечая мальчиков, он остановился, снял очки, открыл чемодан, и мальчики обомлели. Чемодан был со множеством отделений. В каждом отделении на синем бархате лежали бинокли: длинные, как спаренные подзорные трубы, бочковатые призматические, тяжёлые полевые, а то и совсем маленькие. Странный человек вынул из чемодана один бинокль, затем другой, третий, посмотрел на волны, на далёкую тусклую полоску финского берега и записал что-то в книжечку. По-видимому, это занятие доставляло ему большое удовольствие, и он всё время повторял: «Так-так-так!» Виктор не выдержал и сделал шаг к чудесному чемодану. Странный человек обернулся, увидел мальчиков и встревожился.

— Мальчики, мальчики, стойте там! — закричал он. — Дети всё портят… Руки за спину!

— Мы ни шагу, — вежливо сказал Виктор. — Мы ничего не испортим. Митя, руки за спину!

Мальчики подошли поближе. Человек предостерегающе поднял руку.

— Ни шагу дальше! — успокоил его Виктор. — Честное слово!

Опасливо поглядывая на мальчиков, чудак, как его мысленно назвал Виктор, достал самый большой бинокль, посмотрел в него и залился счастливым смехом.

— Какой слон, нет, какой слон! — выговорил он с восхищением. — Вон финн сено везёт…

— Таких биноклей не бывает, — тихо сказал Виктор.

— Что? — спросил чудак. — Это что за речи?

— Я молчу.

— Нет, ты говоришь, что таких биноклей не бывает. Я всё слышал. А это что? Что это?

Он прижал объектив бинокля к глазам мальчика.

— Митька! — закричал Виктор. — Там на горизонте зубчики.

— Ага! — торжествовал чудак. — Не бывает таких биноклей! Не бывает!

— Так интересно! Так интересно! Волны как зубчики и будто стоят на месте…

— Правда, правда, — сказал Митя. — А видишь, вон там, над зубчиками, палочка бежит в сторону.

Владелец чемодана поднёс к глазам бинокль, посмотрел на горизонт и, удивлённый, повернулся к Мите:

— Ты видишь там мачту корабля? Одну или две?

— Теперь вижу две…

— Так-так-так, — проговорил человек, разглядывая Митю и смешно наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. — У тебя маленькие глаза, совсем маленькие…

Он запер чемодан и, всё ещё глядя на Митю, сказал:

— Я оптик, понимаешь? Стёкла, приборы и всё такое прочее. Они очень нужны морякам. Это их вторые глаза. Но лучше всего иметь такие глаза, как твои. Береги их! Хорошие глаза, брат, это замечательная штука.

И чудак удалился со своим чемоданом.

— А я так и не посмотрел в бинокль, — разочарованно сказал Митя. — Ты посмотрел, а я нет.

— Зато у тебя маленькие, малюсенькие серые глазки. Нет, всё-таки лучше иметь такие глаза, как у меня: я посмотрел в бинокль, а ты нет.

— Ну и радуйся!

— Ну и радуюсь!

Виктор щёлкнул Митю по носу и нырнул за ящики. Митя бросился за ним, и они начали играть в прятки.

Как всё изменилось за один день!

Флот ушёл далеко в море и начал тактические занятия, которые должны были сделать его ещё сильнее.

Два мальчика из врагов превратились в друзей и превосходно чувствовали себя на «Водолее» — со всеми познакомились и услышали много нового.

Почтенный кок блокшива Иона Осипыч Костин вместе со своим дорожным чемоданчиком перебрался на эсминец «Быстрый», который уже был готов выйти в море, но пока стоял возле доков.

Все корабли и все люди флота стремились в море, и тем более странно было то, что боцман эсминца «Быстрый» Алексей Иванович Щербак попросил у командира разрешения уволиться на девяносто минут ноль-ноль секунд.

Зачем понадобилось боцману это увольнение?

Он думал, он надеялся, он хотел бы, чтобы в его жизни произошли большие перемены. В ожидании этих перемен бравый боцман эсминца «Быстрый» Алексей Иванович Щербак изрядно волновался. Он волновался немного больше, чем этого можно было ожидать при любых обстоятельствах от боцмана эсминца «Быстрый».

Высокий, щеголевато одетый, шёл Алексей Иванович по улицам Кронштадта, привлекая внимание пешеходов и не обращая ни на кого внимания. Несколько раз он останавливался, смущённо подбивал рукой свою чёрную курчавую бороду, и в такие минуты можно было подумать, что боцман готов повернуть обратно на свой эсминец, где его ждало много всяких дел и забот. Нет, он всё же, хотя и медленно, продолжал путь, но, право же, было странно, что на эсминце «Быстрый» мог служить такой медлительный человек…

На одной из улиц Алексей Иванович потерял несколько минут возле чистильщика, хотя его ботинки и без того блестели, как лакированные. Потом он неожиданно для себя зашёл в магазин, не сразу придумал, зачем он зашёл туда, и наконец попросил отвесить конфет.

— Только получше, — добавил Алексей Иванович. — Которые подороже.

— Разве «Быстрый» ещё не ушёл? — спросил продавец, прочитав название корабля на ленточке бескозырки. — Когда уходите?

Вовремя или, может быть, своевременно, — туманно, по всем правилам соблюдения военной тайны, ответил бравый боцман, расплатился и отправился дальше.

На бульваре тоже нашёлся чистильщик. Боцман поставил сияющий ботинок на ящик, окованный медью, приказал чистильщику действовать, и ботинки, если это только было возможно, заблестели ещё ярче.

— Что же я скажу ей? — озабоченно бормотал боцман, шагая по бульвару. — Скажу я так: надоело, мол, ждать у моря погоды. Потому прошу ответа: да или нет?

Он будто испугался своей смелости, опять замедлил шаг и оглянулся. Как на беду, больше ни одного чистильщика сапог не было поблизости. Осталось подчиниться обстоятельствам и свернуть в переулок, который вёл на улицу Макарова.

— Так я и скажу, — уговаривал себя бравый боцман. — Иду, мол, в море. Что же вы мне скажете, с чем отпустите в поход?

Решение как будто было принято окончательное, план действий выработан, и всё же на улице Макарова боцман Щербак уже еле-еле передвигал ноги и крепко сжимал пакетик с конфетами, а достигнув крылечка маленького деревянного домика, не сразу решился позвонить. Сначала Алексей Иванович обнаружил на ботинке пятнышко, очень маленькое, но вполне заметное пятнышко, — вот вам и чистильщик! — и долго боролся с ним. Потом высоко над Кронштадтом пролетели гидропланы, и, разумеется, надо было проследить их полёт до конца. Вслед за этим выяснилось, что одна из пуговиц бушлата стала какой-то скучной. Он протёр её кончиком платка, и пуговица так заблестела, так раззадорилась, что её подружки обиделись и поскучнели. Пришлось взяться и за них…

Замок щёлкнул, дверь приоткрылась, и послышался женский голос:

— Что же вы не заходите, Алексей Иванович? Слышу, кто-сь тупотит, тупотит на порожке, а не звонит…

Моряк, застигнутый врасплох, покраснел, откашлялся, быстро спрятал платок и боком прошёл в дверь, боясь взглянуть на хозяйку. Когда он уселся и поднял глаза, девушка уже взялась за шитьё и, едва заметно улыбаясь, ждала, что скажет гость, приход которого почему-то её ничуть не удивил. Но боцман Щербак, вероятно, растерял по дороге все свои слова и теперь молчал, не спуская глаз с девушки и взбивая бороду. Она встретилась с его взглядом, и её карие глаза встревоженно улыбнулись.